Вчера исполнился 31 год со дня аварии на атомной электростанции в Чернобыле — крупнейшей в своем роде техногенной катастрофы в истории человечества. В ликвидации ее последствий принимали участие тысячи человек, в том числе и браславчане. Поделиться своими воспоминаниями «Браславская звезда» попросила ликвидаторов, которые помнят те дни, как вчера…
ГЕННАДИЙ ШВЕЦ:
— Это большая трагедия, вызванная элементарной безответственностью, как сейчас говорят, сработал человеческий фактор. Среди тех, кто в числе первых после аварии на ЧАЭС попал в загрязненную зону, были сотрудники правоохранительных органов и медицинские работники. В разных регионах Гомельщины побывала треть штата медперсонала санитарной службы, в том числе и я со своей женой. Работать приходилось вахтовым методом по две недели. Я возглавлял оперативную группу в составе 5 человек в сентябре 1986 года. В населенных пунктах Брагинского района мы должны были брать пробы продуктов питания, воды, готовой продукции для лабораторных исследований на радиометрических приборах, делать выводы и давать рекомендации. Неоднократно я встречался с активом района, выступал на конференциях с информацией о радиационной обстановке. Мы старались быть в закрытой зоне как можно меньше, работали быстро и оперативно, а после в лаборатории делали анализы до ночи. Тяжело передать словами всё, что пришлось увидеть. Многие местные жители, особенно старики, которые попали в зону отселения, так и не решились покинуть нажитое. В отселенных деревнях ходили гуси, утки, бегали кролики — вся эта живность была напичкана радиацией. Заброшенность, пустота вызывали только чувства жалости и обиды. Считаю, что все, кому, рискуя собственной безопасностью и здоровьем, пришлось побывать в чернобыльской зоне по служебным обязанностям, проявили гражданский патриотизм и совершили настоящий подвиг. Пусть никогда такая трагедия не повторится.
ВЛАДИМИР МАРЦИНКЕВИЧ:
— Сегодня отношение к организации ликвидации последствий на ЧАЭС может быть разное, но тогда мы, попавшие туда, воспринимали это своим долгом: нужно — значит нужно, условия диктовала жизнь. В июле по решению облисполкома я вместе с другими работниками отправился в чернобыльскую зону прокладывать водопровод. Человек шесть нас было. Работали вахтовым методом по 10-12 суток в Брагинском районе, в деревне, кажется, Голубовка — в 12 километрах от станции. Жильем и едой нас обеспечивали. Деревня была большая, поэтому и водопровод вели внушительный. Лето, пыль везде, благо, что скважины пробурили до нас. Помню, на яблонях полно яблок, ну, нам старики говорят: ешьте, мы ж едим, и вы ешьте, мыли просто водой и кушали. Но осознание масштаба проблемы пришло позже. Хотя и тогда жутковато было видеть опустошенные деревни: всё есть и никого нет.
ЛЕОНИД САПЕЛЬ:
— Воспоминания лично у меня ужасные. Работал в милиции, поэтому отправили охранять порядок, пресекать мародерство. Повезло, что попал туда (Хойникский район) зимой. Представьте себе Антарктику, так и там: кругом снег и ни одного огонька. Всё брошено, даже собак не было. Радиация хоть и не была видна, но чувствовалась отчетливо: постоянный вкус железа во рту, который хочется запить, пьешь — и не можешь напиться. Однажды провели эксперимент. В той местности было очень много зайцев, одного сбила машина, и мы решили его сварить. Когда специалисты померили уровень радиации в уже сваренном животном, то все были в недоумении — дозиметры зашкаливали. Тогда нам посоветовали закопать зайца да поглубже. Дико было. Рядом с нашей охраняемой деревней стоял с нуля построенный поселок Солнечный. Были с ребятами там, заходили в новые квартиры: нетронутая мебель, оставленные вещи, просто всё брошено, как было. Запомнилась гроза посреди зимы: снег лежит, мороз, а тут — гром и молния. Аномалия. Пробыл там я полтора месяца. Много людей перебывало в загрязненной зоне, делать было нечего, надо было исполнять долг. А что мы тогда знали… Ну, радиация. И что? О последствиях не думали, никто не измерял, какую кто получил дозу облучения. В памяти, конечно, след остался.
ЛЮЦИЯ СКУРЬЯТ:
— Я хоть и была отправлена в чернобыльскую зону в 1987 году как медсестра, но там работала в штабе гражданской обороны, потому как имела за плечами курсы машинопечатания и делопроизводства. Дни, проведенные в загрязненных районах, останутся в памяти навсегда. Женщины принимали присягу, ходили по территории с автоматами, маршировали. При мне нашли бабушку, которая жила под землей целый год: она не хотела никуда выезжать и пряталась от людских взглядов. Середина августа, столько было черешни, как не попробовать, и ели, не то что пробовали. Чтобы не поднималась пыль, дороги поливались водой 3-4 раза в сутки. Мы принимали душ каждый день. Питание было привозное. В штабе рядом с нами жили химики, они постоянно делали анализы, проводили опыты, бывало, что и крысы двухголовые рождались. Помню, как ночью нас подняли по тревоге и стали вывозить — оказывается, в это время поднимали реактор на ЧАЭС. Госпиталь при штабе был развернут, людей работало очень много. Но, кроме нас и военных, никого. Дико, страшно, всё брошено. Мало кто осознавал произошедшее.
То, что удалось сделать советским атомщикам и ликвидаторам за полгода на ЧАЭС, признано подвигом. Они осуществили невозможное: ликвидировали тяжелейшую аварию, провели основные дезактивационные мероприятия, в кратчайшие сроки разработали проект саркофага и даже запустили остановленные соседние блоки. С оглядкой на их опыт проектируются системы безопасности современных АЭС и отрабатываются современные технологии обращения с ядерными отходами. ■
Вера БУЛАНОВА.
Фото автора.
